Нечисти - О`Санчес

– А ты, Лен, вот что… Сходи на Болотную, дом один, с краю, попроси Петра Силыча, мол, Ирина Федоровна зайти очень просит прямо сейчас или когда сможет, а заодно пусть дрянь с твоей руки снимет. Я-то потерплю, да и сама уж вполовину очистила, а тебе – срочно бы надо, мало ли чего… Скажи, челом бью, очень прошу зайти, не мешкая…

Ленка пошла без вопросов и пререканий, рука-коряга на весу, волосы растрепаны, в шаркающих тапочках… Не то что просить, а видеть этого Петра Силыча, наглое брюхо, свинячьи зенки, эти штанищи… Ничего не сказала Ирине Федоровне – обе натерпелись, и Шишу – она, Ленка, погубила, совесть не накормишь, как говаривал мальчик Вовочка… Свою жизнь – Шишиной выкупила, так что иди и не чирикай…

У Петра Силыча – не как у других: у него двор позади дома, что в нем – и не увидеть, а вход прямо с улицы Болотной.

На звяк дверного колокольца вышла женщина лет тридцати-пятидесяти, с тихим голосом и бесцветным нравом. Молча кивнула, молча впустила и провела в горницу, также молча растворилась в полутемках обширной избы.

Просторна была комната и не по-деревенски пуста: окна без занавесок – ставнями прикрыты, печной бок с заслонкой, крашеные коричневые половицы, оранжевый абажур на три лампочки, квадратный стол под простой белой скатертью, две табуретки и стул. Все. И две электрических розетки по стенам, и включатель для абажура. Ленка поискала глазами образа или хотя бы радиоточку – ни фига. Она мало смыслила в деревенской жизни, но и ее неискушенному взгляду ясно было, что камера в поселковом отделении милиции – для проживания гораздо уютнее, чем гостиная в доме Петра Силовича, на которого ведьма баба Ира возлагала такие надежды.

Хряснули по сторонам оконные ставни, резко и одновременно открылись без видимого вмешательства со стороны материальных сил, затряслись половицы, и зазвенели окна: похоже, Петр Силыч собственной персоной готовился вступить в горницу.

И он вошел, и органично вписался в кусочек своего жилища: головой под абажур, обширный и донельзя аскетично одетый: волосы горшком, усищи вниз и здоровенные синие сатиновые трусы.

– Здравствуйте, Петр Силович, меня баб Ира прислала, просила…

– А, Ленка! Здорово, здорово, я бык, а ты корова… Шутка. Зови меня Силыч, а еще лучше – дядя Петя, а то как в милиции… Часа не поспал – будят… Хрена бы моржового я встал, да уж слышал про Федоровну, Зоя доложила… Дуська-то… Какую собаку загубили!.. Я ее щеночком, бывало, дразню – а она уже скалит пасть, ненавидит! Ух, настоящей породы…

– И Шиша умерла…

– Что ж поделать, нежить, и есть нежить, до первого зеркала, как говорится. Так и то Федоровна целый век ее хранила… Цыц, паскудина!!! Мурман!!!

Ленка вздрогнула от громкого крика и от тона, каким дядя Петя проорал эти слова. Она старалась смотреть в пол, чтобы не видеть гигантское розовое брюхо барабаном, без единой складочки, мутно-зеленые глаза и сальную улыбку этого старикана, смотрела и просмотрела, как возле ее ног очутилось нечто безобразное-собакообразное. Ростом от спины до пола – сантиметров семьдесят пять, но длинная, пропорцией – словно такса, а громадная голова-булыжник больше чем наполовину состояла из оскаленной пасти – у покойной Дуськи и то меньше была. Мальчик, как успела разглядеть испуганная неожиданным криком Ленка. Пес, или кто он там, Мурман по-прежнему истекал слюной, клыков не прятал, но тут же припал на брюхо перед хозяином и обрубком хвоста продемонстрировал беспредельную вассальную верность.

– То-то, а не то наизнанку выверну и кишки выдерну… Что у тебя с рукой?

Ленка объяснила с пятого на десятое, но и дядя Петя слушал вполуха. Он вынул из деревянных пальцев злополучную стрелку, осмотрел ее близко, не глядя бросил – стрелка плавно подлетела к подоконнику и тихо легла на него. Затем он занес ладони над покореженной кистью, пошевелил пальцами, бормотнул коротко, и между ладоней его заплясало бледное пламя, бесформенное, словно скомканный лист бумаги. Дядя Петя сблизил ладони, и комок также ужался, после чего дядя Петя развел руки и словно утратил интерес к добытой субстанции. А комок, или сгусток огня или свечения, воздушным шариком опустился на половицы.

Хррясь! – лязгнули суперчелюсти! Это Мурман в мгновение ока пожрал добычу, а в следующее – уже катался по полу, попеременно кашляя и жалобно воя. Когтистые лапищи терли морду, чудище то кружилось волчком, то вдруг прыгало вверх-вниз, отталкиваясь от пола одновременно всеми четырьмя лапами, и подлетало на метр с лишним – видимо, боль была нешуточная. Дядя Петя полюбовался молча с минуту и в два пинка выбил страдальца за двери.

– А будет знать, как хватать без спроса! Ничего, только на пользу пойдет, авось с этого раза поумнеет… Но зато, слышь, Ленка, тебя Мурман и его братья уже никогда не тронут, потому что ты для него – невкусная оказалась. Ну разве что я прямо прикажу. Г-ы-ы, шутка. Как рука?

Ленка растерянно опустила руку, сжала-разжала кулак, потрогала пальцами пальцы – не болит, не сводит…

– Вот спасибо… Петр… дядя Петя. Все абсолютно нормально! Спасибо.

– Хы. Спасибо в стакан не нальешь! – Ленка смутилась, не зная, что на это ответить – бутылку пообещать или денег, что еще смешнее… – Не обращай внимания, красавица, это у меня настроение хорошее. Ну что там Федоровна, жива? Зайти, говоришь, просит? Да еще и срочно? Порчево сняла? Вражеского шпиона, кто дрянь внутрь защиты наводит, нашла?

Ленка ответила то, что знала, что, мол, ходит бодро Ирина Федоровна и даже ругается. А зовет, наверное, не из-за раны.

– И я думаю то же, она старуха самостоятельная и очень знающая. Придется идти. Вот позавтракаю, соображу кой-чего, да и приду. Хочешь чаю?

– Нет, спасибо, дядя Петя, пора мне, как там баб Ира…

– С медком, липовым, с оладушками?

– Нет, я побегу, спасибо вам огромное за помощь. А… Мурман, с ним все в порядке?

– Мурман!.. Ну как хочешь, была бы честь предложена. Мурм… Что жопой крутишь, бурдюк с говном! Проводи радетельницу свою. Матрена! На стол собери! Где полотенце? Где бумага?..

– …Сейчас придет, только позавтракает, сказал… – Ирина Федоровна встретила ее во дворе, где она пыталась восстановить подобие прежнего порядка. Дуську похоронили в ближайшем леске, кто – Ленка не уточняла. Цепь убрали в сарай, сломанную березу распилили, клумбы, растительность на грядках, смородиновые кусты восстановлению не подлежали, но Ленка надеялась, что она покинет этот дом до наступления пахотных работ. – Как вы, баб Ира?

– Да помаленьку. Всю гадость из себя я чисто убрала: чесночок, смородиновый отвар, да правильные слова пошептала маленько, все пройдет. А вот… Дуську уж не вернуть. А уж какая собака была! Умнющая, тихая, шелк… Оборотня один на один запросто брала…